От своей стажировки Джесс не то чтобы ждал слишком многого — в конце концов, новичков, да ещё младших по возрасту, везде шпыняют и гоняют, считая это своеобразным "боевым крещением" на новом посту. Но после нескольких дней в качестве стажёра он уже не сомневался, что лично ему подобных стресс-тестов досталось раз в восемь больше, чем остальным. Может, если бы он в самом деле умел держать язык за зубами, всё стало бы не в пример легче, но Джесс не умел. Да и зачем? Как будто ему привыкать к тому, что он раздражает окружающих самим фактом своего существования. Ну и умением откусываться, что бы это ни значило. Сперва словесно, а там как пойдёт.

Конечно, Полицейское управление Санта-Моники — не приютский двор и не студенческая общага. Взрослые люди (и нелюди) делают серьёзное дело, которое Гросс искренне уважал. Не настолько, конечно, чтобы млеть перед каждым мужиком в форме и завистливо пускать щенячьи слюни на жетоны и шевроны, но всё-таки. Сам он, правда, не то чтобы не разделял их рвения, просто знал, что он-то пришёл сюда, движимый не благородными устремлениями "защищать и служить", а исключительно личными интересами. И до удовлетворения этих личных интересов предстояло ещё дожить. Разумеется, попутно выбешивая всех кого ни попадя.

Нет, на сержанта Блейка грех жаловаться. Мировой мужик, спокойный, как слон, и не прикапывался по мелочам, просто чтобы сорвать злость. Указания давал толковые, на все вопросы отвечал подробно и обстоятельно, и при нём к Джессу никто не цеплялся. Зато без него...

Гросс хмыкнул, вспомнив вчерашний эпизод в уличной курилке. Он достал из кармана плотной тяжёлой куртки пачку любимых сигарет, не глядя на троих лейтенантов, которые тоже решили оздоровиться и подкоптить лёгкие на свежем воздухе, а не в стеклянном "аквариуме" на первом этаже, где, кажется, круглосуточно стояла плотная стена сизовато-белого дыма. Джесс выщелкнул сигарету из пачки, прикурил, затянулся.
— Кого только ни присылают нынче из Академии, — донеслось слева. — Подбритые височки, дамские "соски-зубочистки"... и, походу, стринги в штанах.
Гросс покосился на лейтенантов. Один из них ему подмигнул.
— Знаешь, сколько на Пирсе таких парней, как ты, готовы подставить жопу за пачку нормальных сигарет?
— Никак нет, сэр, не знаю, сэр! — гаркнул в ответ Джесс "уставным" голосом, вытянувшись в струнку. — Восхищён вашей дедукцией, сэр! Разрешите не снимать штаны, чтобы не сломать ваш гей-радар, сэр!
Тот, кто подмигивал, закашлялся, поперхнувшись дымом и, кажется, собственной сигаретой. Остальные постарались фыркать не слишком громко, чтобы не обижать товарища, который швырнул окурок в урну и, проходя мимо Гросса, постарался побольнее задеть его плечом. И, кажется, взбеленился ещё больше, когда ему это не удалось, потому что наглый мальчишка вовремя увернулся. За спиной грохнула дверь, и Джесс снова затянулся.

Оформляясь сюда, он прошёл уйму тестов и заполнил кипу бумаг. Почти в каждой содержался пункт о расовом и биологическом равноправии, которое следовало уважать, не допуская оценочных и иных оскорбляющих достоинство высказываний и действий. Так-то Гроссу было наплевать на то, кто перед ним, пока этот кто-то не начинал к нему цепляться. И вообще он сильно подозревал, что, чем больше упирать на уважение и равноправие, тем меньше его останется по отношению к кому бы то ни было. Например, к тому же Холлу, который до обращения вроде как был классным детективом с головокружительными карьерными перспективами, а теперь держится здесь только благодаря профсоюзу и квоте на расовое разнообразие. Наверное, Гросс бы даже посочувствовал ему, но Холла он бесил едва ли не больше, чем всех остальных, и Джесс не сомневался, что собственное сочувствие ему вколотили бы в глотку вместе с зубами. Да и похер. Как будто есть разница, кого бесить.

Этим вечером они с Рони завернули в небольшой бар, где время от времени выпивали по кружке пива под трёп "за жизнь", и Джесс больше слушал, чем говорил, тем более говорить ему особенно было не о чем. Книг Рони не читал, из фильмов предпочитал порнушку, а главной радостью в жизни полагал потрахаться без гондона и умудриться ничего не подцепить от очередной давалки. Но он был одним из тех немногих, кто мог выносить присутствие Джесса дольше часа подряд и с какой-никакой периодичностью. Не то чтобы Гросс испытывал недостаток общения или страдал от отношения окружающих, но — как там говорят? Спасибо боженьке за малые милости? Вот это самое, да.

Вернувшись в свою крохотную квартирку, Джесс запер дверь, отсекая всю неприязнь окружающего мира, заварил себе крепкий кофе и сел к ноутбуку.

У стажёров нет допуска к полицейским архивам и базам данных. Может, года через два, когда Гросс дослужится хотя бы до сержанта, он сможет покопаться там. А пока оставались старые добрые соцсети, в которых он регистрировался только ради поисков — и раз за разом вбивал в поисковую строку собственную фамилию, прекрасно понимая, что это ещё бессмысленней, чем пытаться найти пресловутую иголку в стоге сена. Но иначе почему-то не мог.
Памела Гросс, Вирджиния Гросс, Сюзан Гросс-Честейн, Амелия Гросс, Джин Малкольм-Гросс... Он кликал по каждому фото, подолгу рассматривал, но в итоге всё равно забраковывал. Никто из женщин не был похож на него. Точнее, он не походил ни на одну из них. Заведомый идиотизм — как будто все дети всегда похожи только на матерей. А может, он в отца? Или в троюродного деда? Да и за двадцать четыре года какая угодно женщина могла измениться до неузнаваемости...

Поиски всегда заканчивались одинаково. Джесс раздражённо сворачивал все окна, находил на бесплатном хостинге какое-нибудь кинцо и укладывался с ноутом в кровать, чтобы заснуть под фильм, а наутро его почти не помнить. Он устало вытянулся на своём заслуженном матрасе, доставшемся от прежних жильцов, и потянулся к телефону. В нём обнаружилось сообщение, отправленное час назад с незнакомого номера. Гросс запоздало сообразил, что в баре установил гаджет на беззвучный режим и забыл об этом.

Содержание сообщения вызвало у него кривую ухмылку. Ошейник, надо же... Положим, многие (да хер ли там, почти все!) были бы счастливы надеть на Джесса намордник с замком и немедленно потерять от него ключ. Но это был практически заход "с ноги". По-прежнему криво ухмыляясь, парень одним пальцем отстучал ответ.

На экране шла шахматная партия — чёрно-белая, само собой, но не только из-за цвета фигур. Гросс любил старое кино, хотя, конечно, никому об этом не говорил. Но монохром привлекал его своей выразительностью, недоступной, хоть ты тресни, ни одному современному высокобюджетному фильму с охерительными спецэффектами, в котором даже фильтр-сепия порой смотрелся как размазанная по графеновым декорациям грязь.

Рыцарь играл в шахматы со Смертью, принимал молоко и землянику из рук пышногрудой блондинки, перебрасывался редкими фразами со своим оруженосцем, который, как и положено верному, но свирепому псу, огрызался на каждое слово хозяина. В прямом смысле огрызался — щерил зубы и скалился. Вот кому бы не помешал ошейник... Да блядь!
Гросс поймал себя на том, что нет-нет да и возвращается мыслями к странному сообщению. Почему-то хотелось, чтобы неизвестный ответил. Почему-то хотелось ответить на его ответ. Почему-то руки чесались проверить, не пришло ли уже...
Фьюить!
Звонкий рингтон-свист оповестил о том, что уже пришло.

Гросс лениво нашарил под подушкой телефон, не отрывая взгляда от экрана ноута, где рыцарь исповедовался Смерти, и пытаясь услышать в уже знакомых словах то, чего не слышал ранее...

На самом деле Джесс торопливо схватил гаджет и, злясь на себя за такое подростковое нетерпение — ну точь-в-точь пятнадцатилетка, которая ждёт звонка от потенциального бойфренда! — нажал на конвертик, призывно мигающий на экране.
Это сообщение было короче первого, но вызвало у Гросса короткое "ха!", в котором раздражение мешалось с интересом. Нет, вы посмотрите на него — ни тебе "извините", ни тебе "спасибо"... Хотя, будем честны: кто и когда извинялся перед Джессом, тем более — благодарил его? Во всяком случае навскидку парень такого не припоминал. И сейчас ему было не до раскопок в собственной памяти. И уж тем более не до того, чтобы заняться самоанализом, силясь понять, почему его так цепляют эти сообщения от какого-то извращенца.

В том, что некто по ту сторону СМС-цепочки является извращенцем, Гросс не сомневался. Ошейники, наручники... Нормальные люди не используют это для секса, разве нет? Нормальные люди и трахаются по-нормальному, как положено. То есть в темноте, в миссионерской позе, под одеялом и так бесшумно, словно сидят, вернее, лежат в засаде. Скучно, в общем, они трахаются. А вот таинственный некто скучать явно не привык. В словосочетании "ограничимся наручниками" так и чудится некий подтекст: мол, обычно я предпочитаю более широкий набор аксессуаров, но так уж и быть... Интересно, что, кроме ошейника, ещё прихватывает тот, кому предназначалось самое первое сообщение?

Некоторое время Джесс колебался, отвечать или нет. Может, та СМС уже дошла по нужному адресу, и "ошейник" уже мчится, чтобы расслабить своего хозяина? И если так, то какая разница, что мог бы ответить Гросс на предложение наручников, раз его ответ не будет прочитан сразу? И какого, скажите на милость, хера ему настолько не нравится эта мысль — что где-то в ночном городе один извращенец будет расслабляться, а не писать Джеймсу очередное сообщение?!

Гросс бесил всех окружающих, это правда. Но это бешенство было детским лепетом по сравнению с тем, как Гросс порой бесил сам себя.
И на очередной волне самораздражения он быстро набрал:

— Хер тебе, а не расслабон, — пробормотал Джесс, когда возле сообщения возникла галочка "Отправлено", а потом вылез из постели, приоткрыл окно и закурил.

Руки почему-то подрагивали, и пришлось зажать сигарету в зубах, чтобы не выронить телефон, читая ответ.
После прочтения Гросс окончательно уверился в существовании кармы, потому что сам подавился табачным дымом — совсем как тот мудак-лейтенант накануне! — и долго выкашливал его, хватая губами струящийся в приоткрытое окно влажный ночной воздух, пахнущий солью, автомобильными выхлопами и едва уловимо — корицей из ближайшей пекарни, где как раз готовили свежую выпечку на утро.
Дорогуша?.. До-ро-гу-ша?! Ах ты канделябром ёбаный педрила!!!

Кое-как продышавшись и смахнув с ресниц слёзы, выступившие от надсадного кашля, Гросс перечитал сообщение, на сей раз уже ничем не давясь, только зубы у него почему-то скрипели. В приюте за "дорогушу" могло и прилететь, вернее — прилетало незамедлительно, и если Джесс сейчас кашлял дымом, то неведомый извращуга после такого точно харкал бы кровью.
Дорогуша, мать его...

После такой словесной подножки трудно было воспринимать сдержанный до равнодушной небрежности тон второй части сообщения, в которой собеседник интересовался преференциями самого Гросса. Самое странное, что парень почти не сомневался: это равнодушие наигранное, а вот интерес — самый настоящий. Беспроводная связь превратилась в подобие вольтовой дуги, по которой бежали отчётливые колючие искры, вонзаясь в подушечки пальцев, требуя ответить как-то особенно злоехидно, чтобы этот — тот, кто там, за пеленой ночного мрака — тоже чем-нибудь подавился. И желательно, надолго, лучше всего — до сблёва.

Так, Гросс, какого хера происходит?! Чего ты так распсиховался из-за какого-то неизвестного мудака, который явно именно этого и добивается — вывести тебя на эмоции, заставить показать их, а значит проявить слабость? Вообще-то это ты всегда всех бесишь и даже, чего уж там, иногда получаешь от этого удовольствие, хоть и не особенно заслуженное. С чего бы кому-то выбешивать тебя?

Джесс затушил сигарету в пепельнице, захлопнул окно, возможно, чуть резче, чем стоило, потому что стекло жалобно задребезжало, и взял со стола чашку с остатками кофе. Опрокинул в себя почти холодный напиток, но этого было недостаточно. Вообще-то пиво он сегодня уже пил, и двух кружек ему, как правило, хватало за глаза — не опьянеть, а слегка расслабиться. И не следовало бы продолжать этот банкет, потому что завтра на работу, в участок, где на него все опять будут смотреть так, словно он уже подложил каждому на стул по канцелярской кнопке размером с суповую тарелку, и встреча драгоценных седалищ с остриями — вопрос единственно времени. А, да пошло оно всё!..

Он пошёл к холодильнику — два шага налево от стола, сомнительное преимущество маленьких студий, где, как уверяют риэлторские рекламные проспекты, "всё под рукой". Джесс мог бы добавить: и под ногой, потому что в крохотном совмещённом санузле, чтобы сесть на стульчак унитаза, приходилось ставить ноги чуть ли не в душевую кабину, и каким чудом там уместилась ещё и раковина, парень решительно не понимал. Что ж, пришлось брать не то, что удобно, а то, что по карману, и вообще-то после койки в общей приютской спальне на двадцать человек и после койки в общажной комнате на троих кому бы и выёбываться на тему личного пространства в собственном жилище, но только не Гроссу.

Джесс достал из холодильника бутылку "Будвайзера", сшиб пробку о подоконник — привычнее, быстрее, подоконник каменный, а за открывашкой надо было сделать ещё целых полшага. Глотнул ледяную пенную жидкость, морщась от холода и горечи. Потом посмотрел на телефон, и в душе плеснула новая волна ярости. Ладно, кто бы ты там ни был... в эти игры можно играть вдвоём.

Ответ пришёл, когда Гросс ополовинил бутылку, почти успокоился... и почему-то снова задумался о фантазиях незнакомца.
То ли пиво сделало своё дело, то ли сказалось долгое воздержание, но ему вдруг очень явственно представилась сильная мужская рука с длинными жилистыми пальцами, ложащаяся на чужую спину между лопаток, мягко, но властно прогибая её, заставляя принять ту самую позу "догги-стайл"...
Джесс сглотнул, почти почувствовав это прикосновение на собственной спине. И рука... красивая рука. Не такая, как, допустим, у того же Блейка — у него лопата, и пальцы короткие, поросшие рыжеватым волосом. И не такая, как у Рони — тощая цыплячья лапка. Такая, как... да, пожалуй, как у этого упыря Холла, когда Блейк ненадолго пускает его за свой стол и он задумчиво скроллит что-то на мониторе, а пальцы едва заметно поигрывают колёсиком компьютерной мыши. Именно длинные, жилистые — и сильные...
ДА БЛЯДЬ!!!

Он с ненавистью посмотрел на сообщение, которое, словно в насмешку над его разгулявшимся воображением, звучало почти презрительно, с оттенком оскорблённого достоинства — да как вы могли заподозрить меня в подобных экзерсисах, милостивый государь?! Беда в том, что Джесси ой как мог. И декольте Биби Андерсон, едва прикрытое тканью нижней рубашки, не вызвало в нём и сотой доли тех эмоций, которые он сейчас тщетно пытался побороть. Ну, допустим, про себя он всё понял лет в четырнадцать, но отнюдь не намеревался кричать об этом на всех углах. Та самая врождённая бесячесть, которая в иные моменты служила ему и щитом, и бронежилетом, в сексе скорее помешала бы, потому что до постели так или иначе должны были состояться некие телодвижения — провести время вместе, пообщаться, куда-то сходить... Чтобы потом не выяснилось, что двоим людям, в общем-то, не о чем трахаться. И эмоциональный контакт тоже должен быть, как без него.
Беда в том, что все возможные партнёры, на которых Джесс хотя бы раз смотрел с интересом, отваливались ещё на стадии предварительных ритуальных танцев. Ну, просто потому что никто не выдерживал Гросса дольше двух-трёх па. Тот же Холл, глядя на него, каждый раз шевелил своим породистым носом, словно чуял запах давно не чищенного деревенского сортира...

Чёрт, зря он вспомнил о Холле. И о его руках.
Прикрыв глаза, Джесс представил, как эти же руки соскальзывают со спины на бока, потом на бёдра и сжимают чьи-то ягодицы с той тщательно рассчитанной силой, когда удовольствие граничит с болью, этакий коктейль "взболтать-но-не-смешивать", и от этого удовольствие становится только острее...

Парень шумно выдохнул, раздув ноздри, и прижал ладонь к своему паху, который немедленно отозвался долгим тягучим спазмом, пронзительно сладким, почти болезненным. "Ладно, — подумал Гросс, сдаваясь и прижимаясь затылком к холодному оконному стеклу, — хер с тобой, это всё пиво виновато, просто чуток перебрал, алкоголь раскрепощает, и..."
Стон, который в его фантазии издавал не сам Холл, но его неведомый партнёр, прозвучал неожиданно громко, и парень не сразу сообразил, что это его собственный стон, сорвавшийся с его пересохших губ, когда он подумал о том, как эти сильные пальцы прошлись бы по его...
Он трясущимися руками приспустил спортивные штаны, в которых обычно ходил дома, и высвободил налитый желанием член. Не смотрел на него, не смотрел на то, как двигает по нему ладонью. Смотрел на внутреннюю сторону век, где крутилось его тайное кино — чёрно-белое и потому весьма выразительное. Настолько выразительное, что Гросс не продержался и пары минут — картинка взорвалась ослепительной вспышкой на миллионы разноцветных осколков. Он даже не удивлялся их разноцветью при монохромности собственных фантазий. Зато почувствовал, что в кровь закусил нижнюю губу, чтобы не кричать. Слизнул медно-солёную каплю, покатал на языке, ожидая, пока придёт в себя. Не глядя, нащупал телефон и, не думая, ответил на сообщение.

После отправки сообщения Гросс допил пиво, отправил пустую бутылку в мусорное ведро и побрёл в душ. Разрядка оказалась неожиданно сильной, тело охватила приятная истома, и смывая прохладными упругими струями очередной средней паршивости день и внезапно занятный вечер, парень поймал себя на том, что прислушивается — не донесётся ли сквозь шум воды очередное посвистывание телефона. Но пороху на то, чтобы злиться — даже на себя — у него уже не было. Да и чего греха таить, наверное, стоило бы сказать спасибо этому извращенцу... Странная переписка почему-то возбудила гораздо сильнее, чем какая-нибудь откровенная порнуха. Может быть, потом Джесс поразмыслит об этом. Может быть. Когда отдохнёт.

Он был почти уверен, что его сообщение останется без ответа. Конечно, после всех этих доминантных штучек типа ошейника и наручников предположение — предложение? да ну нах! — насчёт того, что суровый и пресыщенный хозяин будет дрочить своему партнёру, должно как минимум оскорбить неведомого собеседника. Но чем дальше, тем меньше Гроссу хотелось его оскорблять. Пусть этот мужик и знать ничего не знает, но он заочно умудрился подарить своему адресату один из самых сильных оргазмов в жизни, а Джесс, какое бы впечатление он ни производил на окружающих, всё же не был неблагодарной свиньёй. Конечно, не настолько, чтобы вот так сходу отправлять вслед первому второе сообщение со словами типа "спасибо, я охуенно кончил под твою СМС, так что забей на предыдущее соо". Бред какой-то, ей-богу. Чего только не придёт в мутную голову... А по-хорошему, грохнуть всю переписку прямо сейчас и наутро убедить себя в том, что она просто приснилась.
В этот момент телефон ожил.

Гросс со вздохом разблокировал экран, открыл сообщение — и чуть не выронил гаджет, благо уже лежал в кровати и точно не разбил бы его об одеяло. Нет, ему это действительно снится. И сон, надо признать, становится всё горячее, потому что низ живота снова сжало спазмом.
Парень откинулся на подушку и расхохотался. Уже не презрительное "дорогуша", а слегка насмешливое "душа моя"... Ну, по крайней мере его влажные грёзы о Холле себя не оправдали. Представить, как этот надменный сукин сын делает минет, да не кому-то, а сопляку-стажёру, который вызывает у других какие угодно желания, но только не спустить с него штаны и не взять у него в рот, Джесс при всей своей бурной фантазии не смог бы.
Или всё-таки...?

Смех угас на губах, во рту опять пересохло. Кажется, он недооценил своё воображение, которое немедленно нарисовало ему очень живую, объёмную картинку, и на сей раз — в цвете, так что спазм повторился и не затих до конца, сладко ноя в паху, и от этого нытья перехватывало дыхание. Да какого же хрена с ним творится?.. Самое время вспомнить, что Холл вообще-то вампир, холодная нежить, и вряд ли ощущение его рук, не говоря уж о губах, было бы действительно приятным! Секс — это же что-то горячее, ну, или как минимум тёплое... Гросс, конечно, слышал что-то вроде "вампиры тоже трахаются", но это всегда говорилось с такой же насквозь фальшивой интонацией, как "вампиры и оборотни имеют те же права, что и люди". Оставалось только спросить у Холла напрямую, занимаются ли вампиры сексом и если да — то как именно. И закономерно отправиться в лучшем случае в реанимацию.

Однако воображение плевать хотело на реальность, и Гросс мысленно махнул рукой. Какая разница, кого себе представляет этот бесячий стажёр, пока втихую дрочит под одеялом? Он же не собирается выносить свои нездоровые фантазии на суд общественности. Так что никто не мешает ему представлять именно Холла, этого мерзотно-заносчивого упыря... с красивыми руками и не менее красивыми губами...

Джесс сглотнул, переводя дыхание, и отправил в ночь очередную СМСку.

Кажется, Гросс впервые в жизни ощутил так называемый когнитивный диссонанс, который, впрочем, не помешал приливу возбуждения. Тонкое одеяло поднялось холмиком, но он не замечал этого, потому что "полный спектр услуг" не вязался с началом переписки примерно никак. Незнакомец будто забыл, что вообще-то услуги должны были оказывать ему — а иначе почему он потребовал чьего-то прибытия с ошейником? Извращенец, который хочет, чтобы под ним кончали даже шлюхи? Или как это называется применительно к парням, которые обслуживают таких вот "папочек"?

Зато слова "ненавязчивый петтинг" и "активное проникновение" будто подхлестнули фантазию, которая решила не отвлекаться от уже проверенного образа. Джесс застонал, откидывая одеяло и представляя, как руки этого засранца Холла поглаживают его грудь и живот, как спускаются ниже... Чёрт, он почти услышал возле уха его негромкий бархатистый голос, обещающий ему вот это самое проникновение после вот этого самого петтинга. Хотя, признаться, Гросс не возражал бы, будь петтинг и потяжелее. В смысле, пожёстче...

Он не сразу услышал сигнал ещё одного сообщения и не сразу смог его прочитать, потому что перед глазами всё плыло и отчётливо виделись только пальцы на стволе члена, которых, конечно, не было, но которые в принципе были, потому что принадлежали реальному Стиву Холлу. И Джесс снова застонал, понимая, что не сможет теперь спокойно смотреть на руки этого упыря. И на губы тоже не сможет. Особенно если Блейк, добрая душа, снова пустит его за свой стол, возле которого обычно сидит и его стажёр, пока изучает алгоритмы оформления дел или уставные требования Полицейского управления. Ну, потому что Блейк, добрая душа, не хотел использовать мальчишку как салабона на побегушках, а на какие-то более-менее серьёзные дела типа выездов в город Гросса ещё не брали. Но сейчас парень попросился бы куда угодно и в каком угодно качестве, хоть переговорщика, хоть живого щита, лишь бы спастись от искушения, которое для него представляли — блядь, и сказать-то смешно! — чужие руки.

Джесс наконец проморгался достаточно, чтобы размытые чёрные пятна на экране смартфона сложились в три коротеньких слова, которые исторгли из него новый стон и заставили наконец стиснуть в кулаке ствол вздыбившегося члена, чтобы хоть немного совладать с эрекцией, становившейся почти болезненной. "За что боролся, Гросс, — мысленно хмыкнул он, — на то и напоролся. Хотел удовольствия пополам с болью?.. А напороться — это про то самое полное проникновение... Ох, чёрт, почему же так... так...".
Он не мог сказать, как. Хорошо? Кайфово? Больно? Любопытно? Захватывающе? Остро? Все эти слова сюда подходили, но ни одно и близко не могло выразить того, что сейчас творилось у Гросса в голове, не говоря уж о теле. Ему хотелось всего и по-всякому. Вот этого полного спектра услуг. И лёгкого петтинга, и губ на своём стояке, и полного проникновения, и жёсткости, не переходящей в жестокость, и Гросс не сомневался, что человек по ту сторону ночи, к которому тянется цепочка всё более горячих сообщений, может ему всё это дать. В полном объёме, и даже ошейник с наручниками не понадобятся, потому что... Ну, в общем... Короче, не понадобятся.

Беда только в том, что здесь и сейчас всё это ему давал выдуманный им Холл. Пусть посредством букв на экране, но ощущения-то были настоящими. А тот, кто отправляет сообщения, во-первых, точно выглядит иначе, а во-вторых — не факт, конечно, но вполне возможно! — как-нибудь так иначе, что Джесс точно не захотел бы встретиться с ним лицом к лицу и угробить такую жгучую грёзу. У парня в жизни было не так уж много хорошего, чтобы он мог разбрасываться подобными сокровищами.

Наверное, только этим — ну и само собой помрачением рассудка перед очередным оргазмом — можно объяснить ответ, который Гросс отправил сразу на два СМС.

Открыть сообщение Гросс не успел. Во-первых, потому что вытирал одеялом живот, забрызганный спермой, и руки ощутимо тряслись. А во-вторых, едва он стёр последнюю каплю, как телефон завибрировал уже не свистом, а полноценным звонком, рингтон которого, к слову сказать, добавлял несколько пряных нот к раздражению окружающих. Все знают начало оратории Орфа — O Fortuna, velut luna... Вернее, знают рефрен, под который любая киношная херь приобретала оттенок эпичности, будь то сражение тяжеловооружённой рыцарской конницы или взрывы эскадрилий космических кораблей. Но, видимо, только Гросс знал всю ораторию наизусть, потому что поставил себе на рингтон Estuans interius, иначе называемую "Злобным покаянием". Очень динамичный отрывок, надо сказать, и не менее эпичный, даже слегка зловещий. И разумеется, это бесило почти всех, кроме, может быть, куратора Блейка.

Долю мгновения парень был почти уверен, что незнакомец не выдержал и набрал наконец номер своего собеседника, чтобы... чтобы что? Обматерить? Высмеять? Или — тут дыхание снова занялось — заверить именно тем бархатистым голосом: "У меня достаточно красивые руки, чтобы тебе подрочить..."?

Однако на экране высветилось имя того самого Блейка, и Гросс одновременно обрадовался, потому что ночная фантасмагория уже слишком сильно захватила его, проникла под кожу, и следовало выжечь эту заразу, пока она не переросла в зависимость, — но и огорчился... Уж больно остро-заманчиво прозвучал в его ушах воображаемый голос.
Но вызов следовало принять. Коп — понятие круглосуточное, не так ли?
— Сэр? — просипел в динамик Джесс, надеясь, что его собственный голос сойдёт за сонный.
— Стажёр Гросс! Спишь, что ли?
— Никак нет, сэр. Я никогда не сплю в половине третьего ночи, сэр, потому что...
— Ладно, ладно, кончай трепаться, парень, — нетерпеливо перебил его Блейк. — Бери жопу в руки и дуй в участок. Сегодня не ночь, а какой-то грёбаный апокалипсис. Людей не хватает, так что подтягиваем всех, в том числе и стажёров. А ты ещё живёшь совсем рядом. Короче, жду тебя на парковке, у нас срочный выезд.

Джесс не успел спросить, что, собственно, происходит в городе и зачем его надо ждать на парковке, если можно запросто подобрать по пути и уже ехать на этот самый выезд, срочный или нет. Он просто подорвался с кровати, поспешно натягивая бельё, джинсы и рубашку на ещё чуть липкое после оргазменной испарины тело. О телефоне Гросс вспомнил уже в дверях, чертыхнулся, вернулся за ним, увидел конвертик непрочитанного сообщения — и слабо мигающее единственное деление на индикаторе зарядки. Вот же блядь, общаясь с этим клятым извращугой, он совсем забыл воткнуть зарядник в разъём...
Парень сунул телефон в карман куртки, вышел из квартиры, запер за собой дверь и загрохотал ботинками по лестнице, не дожидаясь лифта.

Домой он вернулся около четырёх часов пополудни, и то исключительно благодаря Блейку, доброй душе, который, видя, как мальчишка выжат и как он держится только на автопилоте из собственной ехидной упёртости, отправил Гросса домой, сунув ему в зубы слегка зачерствевший сэндвич с чем-то, что парень не взялся бы идентифицировать ни как рыбу, ни как мясо.
— Чтобы ты не заснул по дороге, — буркнул Блейк. — Я бы тебя подвёз, да сам понимаешь...
О да, Джесс понимал. Сэндвича хватило на полтора квартала, и он каким-то чудом добрёл до дома, чуть не заснув в лифте и заперев за собой дверь почти рефлекторно. Рефлекторно же положил телефон заряжаться, стянул с себя куртку и ботинки и рухнул на кровать, проваливаясь в сон ещё в полёте.

Ему снились бесконечные перекрестья чёрно-жёлтых лент, мельканье полицейских мигалок, завывания сирен, бессвязные крики, треск раций, командный ор офицеров, мокрый асфальт под ногами, планшетки с бумагами, бумагами, и Джесс всё удивлялся, нахрена плодить столько целлюлозы, когда весь мир уже перешёл на цифру и один приличный айпад заменил бы три-четыре шкафа этих пылесборных папок со всем их содержимым...
Он вынырнул из сна и некоторое время не мог понять, где он и который уже час. За окном было сумрачно и пасмурно. Гросс нашарил телефон, к счастью, полностью зарядившийся. На экране, кроме цифр 19:17, мигал конвертик с сообщением.
Ох, блядь...

Воспоминания нахлынули, оплеснули горячей пеной. Он и рад был бы списать всё на недотрах, усиленный алкоголем, он понимал, что пора заканчивать, и мысль грохнуть переписку была, пожалуй, самой здравой из всех, что приходили ему в голову за последние лет десять, но...
В сообщении была картинка. Точнее, фотография, при виде которой Гросс подавился воздухом, не в силах оторвать глаз от экрана.
У этого гада действительно были красивые руки. В точности такие, как парень себе представлял, когда писал про тяжёлый петтинг и называл извращенца "папочкой". Задыхаясь, чувствуя настойчивое шевеление в штанах, Джесс — понимая, что, скорее всего, собеседник не подхватит игру после такого долгого перерыва, — всё же набрал ответ.

Гросс всё ещё лежал, стараясь отвлечься на размышления о том, принять душ и поесть или же принять душ и снова завалиться спать. С одной стороны, трудноопределимый сэндвич — всё же какая-никакая еда, и не то чтобы парень подыхал от голода, скорее предпочёл бы выпить крепкого кофе. С другой — если он снова ляжет, то ему может присниться что-нибудь совсем другое. Особенно если он прочитает эту крышесносную переписку от начала до конца, теперь уже совершенно определённо представляя своего собеседника Холлом. Тем самым ублюдочным упырём, которого Джесс сегодня даже не видел, потому что Блейк отправил стажёра домой до прихода опального детектива.

И хотя Гросс выползал из Управления в почти невменяемом состоянии и, скорее всего, вряд ли бы заметил Холла, даже столкнувшись с ним нос к носу, мысль о том, что его лишили даже шанса на такое столкновение, неприятно царапнула. Да какого хера, почему именно Холл?! Он просто подвернулся на ум этой ночью, вот и всё! Сколько ещё красивых брутальных мужиков — и между прочим, ни разу не вампиров! — ходит по тем же улицам, что и Гросс? Выбирай любого и хоть обдрочись на его руки, губы и всё, что к ним прилагается!..

Да только это всё равно Холл. Высокомерно-паскудный, со своим надменным "какого-хера-я-тут-забыл" видом, со своим равнодушно-презрительным ебалом... и красивыми, мать его, руками, и губами, которым Джесс хоть сейчас подставил бы не только грудь и спину!.. Парень прикрыл глаза, со всей обречённостью осознавая: теперь это всегда будет Холл. Ну, или очень долгое время, пока не появится кто-то, кто перехерит в воображении одного стажёра-спермотоксикозника одного вампира, который бОльшую часть дня находится в шаге от него. Да блядь!..

Гросс раздражённо вскинулся на кровати, сдирая с себя рубашку и джинсы. Говорят, ледяной душ здорово помогает в таких случаях, и сейчас парень готов проверить это на себе, допроверяться хоть до пневмонии, лишь бы хоть немного пригасить эту осатанелую зацикленность на мужике, которому до него примерно столько же дела, сколько до кучки кошачьего дерьма на самом видном месте — и эстетику портит, и воздух не озонирует.

Кроя последними словами и Холла, и таинственного извращенца — который, сука такая, всё же слился, прервал игру, не захотел её продолжать, пусть даже Джесс первым взял паузу, но не по своей же воле, а этот мудак с красивыми руками не пожелал шевельнуть ни одним красивым пальцем, чтобы хоть известить о том, что утратил интерес! — и куратора Блейка, и прошлую ночь, которая плавно перешла в нынешнюю, и, главное, самого себя, который повёлся, заглотил этот стальной крючок, смазанный горьким мёдом, и теперь остриё беспощадно рвёт что-то внутри, что глубже лёгких, глубже сердца, глубже души, Гросс рванул в душ... и затормозил на пороге, словно скакун, осаженный в начале прыжка умелым наездником. Словно — ДА БЛЯДЬ!!! — пёс в строгом ошейнике с прицепленным к нему поводком, который рванула сильная
красивая
рука.

Телефон принял очередное сообщение.
Джесс три долгих — и очень быстрых! — удара сердца простоял на пороге санузла, прежде чем развернуться и метнуться обратно к кровати, нашаривая телефон под сброшенными шмотками, торопливо разблокируя его, открывая конвертик...
...А потом рухнул на колени прямо там, где стоял, подкошенный внезапным и острым
как клык вампира
оргазмом, глядя, как его член содрогается, выплёскивая жемчужно-белые сгустки, и сопровождая каждый выплеск хриплым коротким стоном. Он впервые кончил, вообще не прикасаясь к себе. Он даже представить не мог, что такое в принципе бывает. И как ни крути, за этот опыт, непрошеный, но пронзительно-сладкий, Джесс тоже должен был благодарить ночного собеседника. Хер он поблагодарит, конечно, однако...

Отправив сообщение, парень на секунду ткнулся лбом в матрас и горько рассмеялся. Как будто у него были какие-то сомнения в том, что и рот красив, и руки сильны, и сам этот мужик — с внешностью грёбаного Холла! — просто полный отвал башки. А если бы и были, то лишь до очередного оргазма. Вот хотя бы этого.

В ожидании ответа Гросс всё-таки принял душ, почти не задевая локтями и коленями дверные косяки и прочие выступы и острые углы, которых оказалось неожиданно много для такой крошечной квартирки. Вода немного взбодрила его, и он подумал, что, пожалуй, стоило бы что-то съесть — бессонная ночь, половину которой он провёл на ногах, не говоря уж об утре и дне, и спал всего-ничего, и...
Сука, он три раза кончил просто от текстовых сообщений и одной картинки на экране! И никакие мысли о рабочей нагрузке или отсутствии жрачки не могли отвлечь Джесса от этого... чего? Чуда? Колдовства? Проклятия? Может, у него реально сорвало крышу — не в переносном смысле, только от горячих фантазий об одном высокомерном мудаке, а в самом прямом, когда пора сдаваться добрым людям в белых халатах, которые запакуют тебя в весёленькую рубашечку специфического фасончика, с рукавами, которые завязываются за спиной? И уж что-что, а дрочить Гросс наверняка не сможет.
При этой мысли парень хрипло хохотнул. Как будто пять минут назад он не убедился, что руки могут вообще не участвовать в получении удовольствия...

И да, будь оно всё трижды ёбано, он среагировал на свист сообщения, как та самая лабораторная собака, которой вроде даже где-то поставили памятник за то, что она слюнявила какую-то лампочку. Кинулся на этот свист, схватил телефон, словно вожделенную кость, не хватало только зарычать в предвкушении... Гросс, Гросс, что с тобой творит этот извращенец, которого ты и в глаза не видел и вряд ли увидишь, потому что такие, как он, вряд ли показываются на глаза своим жертвам. В том, что он — уже жертва, Джесси не сомневался. Как не сомневался и в том, что будет продолжать эту игру, пока она не надоест этому незнакомцу... или пока он не предложит встречу. А уж тогда всё наверняка закончится в первые пять минут. Как по нотам: Гросс его выбесит, но Гроссу будет на это насрать, потому что извращенец по-любому будет не Холлом. А стало быть, и заморачиваться нечего.

Но если нечего заморачиваться — почему он тогда читал и перечитывал это длинное и, чтоб он сдох, отчётливо высокомерное сообщение, которое как раз легче лёгкого было бы вложить в уста упыря? В те самые, блядь, уста, в которые Гросс уже мысленно вкладывал свой член — на всю, мать его, длину? Почему при одной мысли об этом низ живота немедленно отозвался тёплым плеском, от которого по телу побежали мурашки?!

Парень упал на кровать как был, не переодеваясь в домашние штаны и футболку. Этот некто подхватил игру. Сука, он не слился, он подыгрывал Гроссу, что бы это ни значило!
— Дэдди, — повторил Джесс, снова слыша в собственном голосе предательскую хрипотцу. — Дэдди, блядь...
Картинка с руками и запястьем, охваченным металлическим ободком браслета, встала перед глазами ярко и отчётливо. Гросс представил, как эта рука сжимает его ягодицу, и браслет обжигает кожу холодом — хотя почему холодом, разве металл не должен был нагреться от чужого тепла? Но в его фантазии браслет был ледяным, и этот контраст только подхлестнул горячие волны, которые снова неумолимо прокатывались по телу от макушки до кончиков пальцев ног...
Сухой язык прошуршал по сухим губам, ни капли слюны, потому что Гросс дышал всё чаще и жарче. Это действительно колдовство и проклятье. И он точно под чьими-то чарами, в плену чьей-то воли, у которой красивые сильные руки, и этими руками она плавит тело Гросса, заставляя его истекать дурнотным желанием, как будто не было у него трёх оглушительных оргазмов...
Повинуясь этой воле, парень поднял телефон, включил камеру для селфи и сделал снимок — не очень чёткий, потому что руки дрожали, но и не совсем уж размазанное по экрану нечто. Кое-как обрезал его, чтобы не показывать — да бля-а-а-адь... — очередной свой стояк. Сука, такое ощущение, что он в последние пару месяцев жрал только виагру или что там ещё из возбудителей! Виагру отложенного, мать её, действия, чтобы хватило двух-трёх СМС, и...

Гросс отправил сообщение, пока не успел передумать. Потому что — чего уж врать самому себе! — он никогда не слышал о своей внешности ничего особенно одобрительного. Эпитет "бесячий" заменял все остальные прилагательные, существовавшие в английском языке. Джесс криво ухмыльнулся: ну вот и проверим, сработает ли бесячесть по фотографии.

До очередного присвистывания рингтона Гросс лежал, тупо пялясь в потолок. Впрочем, потолка он не видел. Над ним наклонялся Холл, задумчиво, почти небрежно, почти равнодушно проводя пальцем по его губам — красивым, сильным, жилистым пальцем, пропади всё пропадом! — и Джесс невольно приоткрывал рот, ловя этот палец, втягивая глубже, трогая языком твёрдую жестковатую подушечку... прикусывая её почти до той же самой боли, до которой в его фантазиях эти пальцы стискивали его ягодицы.
Он выгнулся и чуть слышно застонал, сминая простыню, зажимая её в кулаках до побелевших костяшек. Сука, сука, ну почему, почему это так охерительно хорошо — и так пиздецово несбыточно?! Гросс помотал головой, силясь отогнать жгучий морок, но перед глазами всплыла строчка последнего сообщения — "Я уже дважды кончил, пока представлял тебя стоящим на коленях" — незамедлительно сменившаяся ещё одной картинкой, где он действительно стоял на коленях перед этим грёбаным упырём, медленно раздвигая ему ноги и посасывая его пальцы, пока не получит доступ к...
Нет-нет-нет, Гросс, очнись, не может этого быть! Вампиры не трахаются. Они неживые. У них не бывает стояков. И оргазмов не бывает тоже.
"Ты не знаешь этого, душа моя, — ухмыльнулся Холл его фантазий. — И вампиры очень даже трахаются. Поверишь? Проверишь?"
Он был готов и поверить, и проверить — он на всё был готов, лишь бы...

Кажется, Гросс схватил телефон ещё до того, как отзвучал секундный свист. Вот такой я ёбаный рекордсмен, запишите меня в сборную психодрочеров, блядь...
— Дэдди, — снова прохрипел парень, читая "я тебя догоню" и "как ласкаешь себя". Про чувствительность сосков он понятия не имел, а вот всё остальное... Сука, как можно прямо и открыто написать: "Дэдди, ты творишь со мной такую феерически охуенную херь, что мне уже вообще не нужно ласкать себя, чтобы кончить, прикинь, дэдди, я кончаю при одной мысли о твоих ёбаных охуенных руках, и да, я верю на слово, что губы твои хороши, и язык твой волшебен, и КАКОГО ХЕРА ВООБЩЕ ПРОИСХОДИТ, ДЭДДИ?!"
Нет, написать такое — значит, открыться, раскрыться, подставиться этому упырю — Гросс уже окончательно связал собеседника с Холлом в своих фантазиях, ну так на то они и фантазии, разве нет? Не можешь сопротивляться — расслабься и получай удовольствие! Но незачем, незачем давать ему такой роскошный козырь — ведь они всё ещё играют, правильно? Это же всего лишь игра? Странная, дикая, пиздец волнительная, с бонусами-оргазмами, порой непредвиденными, — но ведь игра?
Это же не может быть... всерьёз?

Гросс бессознательно поднимает руку и проводит пальцем по своему соску. Раз, другой. Описывает круг и с изумлением ощущает, что член отзывается на эти прикосновения. А он-то думал, что соски чувствительны только у женщин...
Джесси запрокидывает голову в приступе почти истерического хохота. Да много ли ты знал о собственном теле, Гросс? О том, где тебе приятно, где ещё приятнее, а где ты взрываешься, как пороховой склад? Кто-нибудь вообще когда-нибудь изучал его, кроме тебя самого? Да и ты, уж будем честны, всегда сосредотачивался на промежности и всём, что в ней болтается — или болтается и стоит. Тогда почему тебя так заводит мысль о том, что какой-то упырь будет трахать тебя в задницу, а ты будешь скулить от удовольствия, потому что при этом он будет поддрачивать твой стояк своими охеренно красивыми — и, возможно, уже облизанными тобой пальцами?!

Гросс резко выдохнул, с силой проводя руками по лицу. Собственное воображение его почти пугало, открывая в нём то, о чём парень доселе и не подозревал. Внезапно перед глазами вновь всплыло лицо Холла — только лицо, на котором застыла маска пренебрежительного безразличия. И Джессу вдруг остро захотелось рвануть сейчас в участок, отыскать там бывшего детектива и... сказать ему что-нибудь такое, от чего это лицо переменилось бы, исказилось, стало... живым. И пусть бы он бесился, но — глядя на Гросса. На наглого сопляка Гросса, на языкатого недоноска Гросса, но Холл бы смотрел на него...
— Да уж, ему было бы на что посмотреть, если бы ты реально рванул в участок со стоячим хером наперевес, — криво усмехнулся парень, глядя на упомянутый хер и убеждаясь, что тот по-прежнему крепок и требует разрядки. Тяжело дыша, Джесс поднял телефон.

Паузу между сообщениями Джесс использовал на то, чтобы покурить. Почему-то он не сомневался, что незнакомец ответит, и несмотря на то, что эрекция была почти болезненной, не хотел кончать до его ответа. Ладно, пусть, остервенело думал Гросс, выпуская изо рта дым в приоткрытое окно и стараясь встать так, чтобы напряжённый член не касался подоконника. Пусть я дрочу на СМСки какого-то маньяка, наделяя его внешностью упыря-сослуживца. Но я хочу именно что дрочить! Сам, своими похабными озабоченными ручонками, а не кончать от одного вида чужих строчек, словно сосунок, впервые узнавший, что такое поллюция.
Насчёт ответа он не сомневался. А вот насчёт того, успеет ли хотя бы прикоснуться к себе, обжёгшись глазами о чужие слова, возымевшие над ним такую странную, такую жестокую и упоительную власть, — очень даже.
Сука, это даже смешно...

Стискивая в одной руке телефон, другой — давя сигарету в пепельнице, Гросс понимал: если он не на грани отчаяния, то очень близко к ней. Мысль удалить переписку, не открывая очередное пришедшее сообщение, привела его в ужас — так наркоман готов пойти на что угодно, хоть на убийство собственной матери, лишь бы его не наебали с очередной дозой. Убийство матери...
А ведь за минувшие сутки с лишним он ни разу не вспомнил о цели, которая привела его в полицейскую академию, а оттуда — в участок, где бывший детектив Холл с первого же дня стал смотреть на хамоватого стажёра как на никчёмного приблудыша. Гросс вспомнил этот взгляд, так и сочащийся раздражением, когда пристальные тёмные глаза одним коротким движением сверху вниз охватили всего парня, как дёрнулось крыло носа, как дрогнул краешек рта в наметившейся было пренебрежительной усмешке, но потом упырь отвернулся, видимо, решив, что стажёр даже этого недостоин.
Почему же теперь Джесс, вспоминая тот взгляд, не щетинится, готовый огрызнуться, а представляет, что на самом деле Холл просто в один присест раздел его глазами — и поэтому ему интересно, насколько чувствительны его соски?

Напряжённый, натянутый, словно готовая лопнуть струна, Гросс пошёл к холодильнику. Не за пивом, нет. У него и так практически сорвало крышу, и алкоголь, даже в микроскопической пивной дозе, снёс бы её окончательно. Чёрт, наверное, ему бы сейчас хватило и понюхать спиртовую салфетку. Где-то там была бутылка холодной минералки.
Хотелось пить. Хотелось кончить. Вернее, дождаться ответа и прочитать его, дроча по-человечески, чтобы кончить. Хотелось, чтобы долбаный извращенец, на чьи сообщения Гросс действительно подсел, как последний наркалыга, и дальше писал ему... часто, как можно чаще.

Джесс приложил к разгорячённой голове ледяную бутылку, вздрогнул от ожога холодом и застонал. Он уже не спрашивал, что происходит. Он не пытался выбраться из этого. Он не думал о том, во что это в итоге выльется. И свист нового сообщения заставил его выронить бутылку, благо пластик не бьётся и вода достаточно холодная, чтобы бутылку не разорвало, пока она прыгала по плитке возле кухонного уголка, а Гросс ломанулся к кровати, на ходу открывая заветный конвертик.

...Ну, положим, он успел. Почти. Во всяком случае ладонь ощутила твёрдость и жар, прежде чем парня скрутил очередной оргазм, от которого он заскулил, вцепившись зубами в подушку и вздрагивая всем телом, пока руку заливало горячим и скользким. Едва перед глазами немного прояснилось, Джесси вновь впился в строчки сообщения — о да, в них сквозили отчётливо взрослые, отцовские, папочкины, блядь, интонации! Тебе понравится, как я уделяю внимание твоим соскам, малыш. Мы же хотим, чтобы всё было правильно, правда? Как будто он учит Гросса чему-то пиздец очевидному — завязывать шнурки, чистить зубы, ласкать соски...

Парень застонал, стискивая член и собирая с головки остатки спермы. Вытер руку об одеяло — и вдруг подумал: если бы он кончил в рот неведомому папочке, тот проглотил бы или...
Он не чувствовал под пальцами ткань постельного белья. Ему казалось, что он зарывается ими в короткие густые волосы ёбаного упыря Холла, притискивая его голову ближе к собственному паху и неотрывно глядя, как скользят по члену его охуенно красивые губы... И чувствуя внутренней поверхностью бёдер жёсткость его щетины...

Джесси переглотнул, понимая, что промежуток между оргазмом и новой эрекцией становится всё короче и короче. А может, он не болен? Может, он одержим каким-нибудь демоном похоти? Раз в нашем дивном новом мире бывают вампиры и оборотни, то почему не быть и демонам?..
Что ж, одного такого демона он знал лично. У него было лицо бывшего детектива Холла и руки бывшего детектива Холла, и короткая щетина, которая только подчёркивала безупречную форму губ бывшего детектива Холла. Именно этому демону он сейчас набрал ответ, вдавив дрожащий палец в кнопку "Отправить".

Гросс не знал, радоваться ему или злиться из-за того, что его ехидный вопрос про мольбы повис в воздухе. В ночном воздухе Санта-Моники, пахнущем солью, выхлопами, корицей — а ещё сигаретным дымом, сексом и злой горечью несбывшихся ожиданий. Где-то там висел этот чёртов конвертик, непринятый, непрочитанный, и Джесс крыл себя последними словами за то, что ещё долго не мог уснуть, то и дело проверяя телефон, — а ещё за жалкую надежду, что его упыря просто что-то отвлекло, ну вот как самого Гросса накануне... или кто-то отвлёк... а вот об этом думать было ещё больнее. Гортань будто обжигала едкая кислота, когда парень представлял своего — да, чтоб оно всё провалилось, он уже думал о собеседнике как о "своём"! — маньяка, занятого кем-то другим. Возможно, проделывающим всё то, о чём он писал Гроссу. И возможно, как раз умоляющего...
Парень заскрежетал зубами, в сотый раз скидывая с себя одеяло и в миллионный раз проверяя телефон. Пусто. Глухо. Пиздец.

Он сам не заметил, как заснул, и когда сквозь мутную дремоту пробился рингтон, не сразу понял, что это не сигнал входящего сообщения, а будильник. Входящих по-прежнему не было.

Ну что ж, приходилось признать очевидное: видимо, Гросс умудрился-таки выбесить даже трахаля по переписке. И если в районе первых двух-трёх сообщений эта констатация вызвала бы у него чувство привычного ехидного удовлетворения, то сейчас он ощущал себя последним неудачником — причём неудачником не по собственной дурости, хотя и сам отправил эту ёбаную СМС про "умолять", а просто потому что дерьмо случается со всеми, и оно в очередной раз случилось с ним. И если кому-кому, а Гроссу точно не привыкать к этому, то почему тогда он так зол, раздосадован, обижен, блядь??? В жизни не применил бы к себе это слово! В приюте "обиженками" знаете кого называли? Вот то-то! Однако именно обида скреблась на сердце шелудивым котёнком...

Ему не хотелось ничего — ни есть, ни пить, ни переться на свою чёртову работу. Перед глазами всплыл бывший детектив Холл, демон его личной похотливой одержимости, и Гросс почувствовал двойную, тройную ёбаную несправедливость своей сучьей жизни, потому что, во-первых, Холл из его фантазий продинамил его по переписке, как последнюю парашу, а во-вторых, реальный Холл вообще не при делах. Джессу даже предъявить ему было нечего, кроме "какого хера тот мудак, которому я придумал вашу внешность и на которого дрочу уже вторую ночь, слил меня, а вам на это посрать?" Гросс мрачно ухмыльнулся, представив, как охуеет реальный Холл. Может, даже не сразу отправит наглого стажёра на больничную койку, хотя потом отправит обязательно. Или, скорее всего, вызовет ребят из дурки, чтоб два раза не вставать.

Куратор Блейк, добрая душа, разрешил Гроссу отоспаться как следует и явиться в Управление к обеду. Парень воспользовался этим сомнительным преимуществом, просто потому что это было преимущество, которое в принципе не так часто случалось в его жизни как факт. Сам-то он был бы только рад на что-то отвлечься, зная, что сейчас у всех копов жопы в мыле из-за того серийника, который вырезает людей целыми семьями. И хотя вроде бы его ещё не признали серийником официально, весь участок носится как настёганный. Гросс тяжело вздохнул, запирая за собой входную дверь и уже по привычке спускаясь пешком по лестнице. Может, повезёт, и его отправят в архив, искать похожие дела и изучать бесконечные заключения экспертов по маньякам прошлых лет? Раз уж тот один-единственный маньяк, который интересовал его по-настоящему, окончательно утратил к нему интерес, то Джесси не желал видеть его реального двойника, потому что всерьёз опасался слететь с катушек от одного вида его рук... И хотя умом Гросс отлично понимал, что всё это один сплошной ёбаный абсурд, нутро всё равно подвывало.

По той же привычке он взял в кофейном киоске стаканчик двойного американо — но так и нёс его всю оставшуюся дорогу до Управления, не открыв даже крохотное отверстие для питья на белой пластиковой крышке. Спохватился, уже входя в здание, отогнул белый бугорок и пригубил густую кофейную горечь возле лифта. Хотя, может, стоило и здесь пойти по лестнице? В разгар рабочего дня лифта иной раз приходится дожидаться минут пять-десять... А какая, к чёрту, разница? Всё равно уже кнопку нажал.
Кофе, как выяснилось, оставался не просто горячим, а обжигающим, словно его варили на вулканической лаве, которая никак не могла остыть за полквартала пути до участка. Гросс сделал глоток, обжёгся и мысленно выматерился под теньканье сигнала, означающего приход лифта. Когда двери поехали в стороны, парень как раз облизывал губы, кривясь от боли.
А потом встретился глазами с Холлом, смотрящим на него из лифта.

Гросс чуть не выронил стакан из мгновенно ослабевших пальцев. Подхватился только в последнюю долю секунды и сжал картон, не замечая, что обжигается, что ёмкость почти деформируется...
Это был Холл, наверное, поднимался из архива, Холл, мать его, мерзотный упырь, и его пальцы, его длинные пальцы сжимают корешки двух папок с делами, это Холл и его тёмный высокомерный взгляд, его щетина, кажется, ставшая чуть гуще, и губы, эти охеренные губы кажутся ещё выразительнее, это Холл, сука, хорошо, что куртка скрывает пах, потому что это Холл и его густые тёмные волосы, Холл, который... которого... да что с тобой творится, Гросс!..
Это пронеслось в голове каким-то тёмным нерассуждающим торнадо, пока Джесс послушно, будто крыса при первом звуке флейты Пёстрого Дудочника, шагал в лифт, слыша из какого-то далёкого далека, как двери с шипением съехались за его спиной.

Остатков соображения хватило на то, чтобы развернуться к дверям лицом и встать рядом с Холлом, так, чтобы между ними оставалось более-менее приличное расстояние. Краем глаза Гросс заметил красный ободок, горящий вокруг кнопки нужного этажа, но если бы его сейчас спросили, на какой этаж они поднимаются, он бы не ответил даже под дулом пистолета. Он бы не вспомнил ни одной цифры из тех, которые как-то обозначали его жизнь — ни даты рождения, ни размера обуви, ни номера квартиры... Только номер, с которого он ждал и так и не дождался очередного сообщения, реял перед глазами, и каждая цифра была заключена в издевательский ободок подсветки, потому что реальный Холл, который Гроссом был самовольно назначен объектом для фантазий, дрочки и оргазмов, стоял сейчас рядом. И одно-единственное слово, которое он процедил приказным тоном, мгновенно лишило Джесса и разума, и собственной воли, и всего остального — кроме мгновенной каменной эрекции, к счастью, скрытой полами куртки, и багровой пелены желания, застилающей даже глумящиеся над ним безумной цветомузыкой цифры...

Если бы Холл, высокомерный упырь, дэдди его бессонных ночей, сказал таким голосом "На колени!" или "Умоляй!" — он получил бы и то, и другое прямо в этом ёбаном лифте. Парень грохнулся бы перед ним на пыльный пол кабины, не дожидаясь, пока закроются двери, и ему было бы плевать на всё, потому что эти пальцы наконец коснулись бы его губ, пусть даже и обожжённых, и боль от прикосновения была бы нестерпимо сладкой, и Джесс, наверное, кончил бы ещё до того, как почувствовал эти пальцы языком, и папки посыпались бы на пол, и полетел бы в стену стакан с кофе...
Ах ты ж... кофе!
Боль собственных обожжённых пальцев наконец-то достучалась до помутившегося сознания их хозяина, и Гросс неловко перехватил стакан другой рукой под самый ободок крышки.
— Ч-чёрт... — вырвалось у него при виде указательного и среднего, которые хоть и не пошли волдырями, но казались почти раскалёнными, ярко-алыми от высокой температуры, и парень, повинуясь уже бессознательному, почти безусловному рефлексу откуда-то из детства, сунул их в рот.
Причмокивание вышло слишком громким. Неприлично, непристойно громким. Язык, обожжённый кофе, обожгло ещё раз, и Джесс чуть слышно застонал — но тут же покосился на своего спутника, мать-его-Холла, ёбаного упыря, который, кажется, закатил глаза от раздражения. Ну, что и требовалось доказать: Гросс бесит его просто потому что бесит. Но парень просто не мог оторвать взгляда от краешка этих губ, почти белых из-за окружающих их тёмной дымки щетины, и стоял дурак дураком, словно дебильный пятилетка, посасывающий собственные пальцы, потому что родители никак не могут отучить его от этой скверной привычки, и, разумеется, Холлу никакого дела не было до того, что наглый недоносок просто обжёгся, по-настоящему обжёгся...
...И куда сильнее бесячий стажёр обжёгся о самого Холла. И хочет обжигаться и дальше, и готов в голос выть от того, что почти двенадцать часов был лишён этой возможности, а время, сучье время тянется пиздец как медленно... Сколько они уже едут в этом лифте? Или он вообще застрял между этажами?..

Гросс прикрыл глаза, вынул наконец пальцы изо рта и неловко вытер их о полу куртки. Они ещё ныли, да и похер. Гораздо больнее ныло внутри, а присутствие Холла придавало этому нытью какую-то особую мучительность, словно кто-то ковырялся тупым гвоздём в открытой ране.
Да когда уже этот ёбаный во все провода и контакты лифт довезёт их до места???
— Пожалуйста, — беззвучно выдохнул Гросс, не открывая глаз. — Пожалуйста...

Кажется, двери услышали его беззвучную мольбу. Ну или высокомерный мудак Холл не выдержал и мысленно взмолился о том же самом — чтобы лифт поскорее пришёл на нужный этаж и избавил его от общества бесячего стажёра Гросса, который ведёт себя как малолетка из-за пустякового ожога. Гросс окончательно уверился в этом, когда бывший детектив буквально вылетел наружу, как ошпаренный — словно получил порцию этого самого вулканического кофе прямо в штаны — и парень только каким-то необъяснимым чудом удержал в руках стакан, не расплескав напиток и не добавив себе ожогов на другой руке.
Вторым чудом было то, что Джесс не кончил от его тычка, хотя всё тело, и в первую очередь — ноющий пах, отозвалось на это миллисекундное прикосновение коротким мощным импульсом. И куртка не спасла бы, ведь всё равно её пришлось бы снимать, а джинсы на Гроссе, как назло, сегодня были светло-серые, на которых любые пятна отлично видны.

Глядя вслед Холлу и силясь восстановить дыхание, парень мрачно подумал, что пятно пришлось бы замывать в мужском туалете — именно там, где бывший детектив скрылся. Может, конечно, ему просто приспичило отлить, но воображение настойчиво подсовывало картинку, как упырь влетает в первую же свободную кабинку и блюёт над унитазом, потому что отвращение, которое он испытывал к стажёру, за короткую совместную поездку просто зашкалило. Может, он потому и закатывал глаза, чтобы не сблевать прямо в лифте или в коридоре.
Интересно, чем блюют вампиры? Прокисшей кровью?
— Стажёр Гросс!
— Сержант, - очнувшись, Джесс обернулся на оклик. Блейк высовывался из стеклянных дверей их кабинета, нетерпеливо раздувая ноздри — точь-в-точь какой-нибудь смирный сельский битюг, которого одолели мухи. Чёрт, не хватало ещё и его начать раздражать!.. — Извините, сержант, я...
— Никак не проснёшься? — Блейк фыркнул, но вполне добродушно. — Привыкай, парень. Коп — понятие круглосуточное. Тащи сюда свою жопу и шевелись.
Гросс послушно потащил жопу туда, куда было велено, дав себе хорошего мысленного леща за то, что чуть не поплыл при виде своего псевдодэдди... Настоящий дэдди, таинственный извращенец, видимо, окончательно на него забил. В этом парень убедился, быстро проверив телефон по пути в кабинет. На душе стало паскуднее некуда.

Хотя очень скоро оказалось, что всё-таки есть куда. На столе детектива Старлинг громоздились три плоские коробки, источающие умопомрачительный запах горячей пиццы. Вернее, он был бы умопомрачительным, если бы сознание Гросса уже не было помрачено мыслями, не имеющими никакого отношения к еде.
— По-хорошему, такие вещи отмечают в баре, — пояснил Блейк, — но сейчас не та обстановка, поэтому... короче, Кэти проставляется за свой день рождения. Давай, парень, налетай!
Детектив Кэти Старлинг обернулась к вошедшим, сияя леденцово-розовой улыбкой.
— Джесси! Привет, малыш! Угощайся!
Гросс коротко кивнул, соображая, что надо бы сказать хоть что-то, соответствующее поводу. "С днём рождения" или, там, "желаю счастья"... Тем более что детектив Старлинг, которую он тоже раздражал, всё-таки старалась сдерживаться и соблюдать некую видимость делового этикета. Но, убей бог, Джессу было не до официальных реверансов. И желудок скрутило в узел, так что вряд ли он смог бы проглотить хоть кусочек.
— Эй, ты чего такой? — тонкие брови детектива поползли вверх. — Не выспался? Или... — Длиннющие кукольные ресницы затрепыхались. — ...Или влюбился?
Гросс вскинул голову, криво ухмыляясь, почти щерясь в ответ на ненатуральную улыбочку ненатурально-ботоксных губ и в то же время понимая, что эта фифа, хоть и не могла ничего знать — да и вообще все тёлки помешаны на всякой амурной поеботе, особенно такие барбиподобные, как Кэти, — случайным выстрелом угодила в самое яблочко. Ну, почти в самое яблочко, потому что Джесс не мог назвать любовью то, что разверзлось над ним и под ним буквально за пару суток. Одержимость, болезнь, падение, помрачение — всё что угодно, но только не сопли в сахаре, которые обожают смаковать лакированные красотки.
— Знаешь, как об этом говорили древние римляне? — круглый голубой глазок подмигнул ему. — Amor vincit omnia, что в переводе...
— Vae victis, — зло выплюнул Гросс ей в лицо, а потом повернулся к Блейку. - Сержант Блейк, разрешите отлучиться покурить, пока детектив Старлинг будет гуглить перевод! — и бросил через плечо. — Ну и типа, с днём рождения, и всё такое.
Блейк укоризненно покачал головой, и парень подумал, что теперь и куратор будет шпынять его наравне с прочими. Но ему уже было всё равно. Всё казалось каким-то мелким, далёким, совершенно лишним и ненужным.
— Идите, стажёр Гросс, — холодно ответил сержант. — Жду вас через пятнадцать минут. По пути смените тон и выражение морды лица.
Ну да, а чего он ожидал?

В уличной курилке Джесс первым делом с силой зашвырнул стакан с кофе в урну, которая отозвалась гулким "бам-м!", но легче от этого не стало. На телефоне по-прежнему не было ни одного входящего сообщения, и Гросс, закуривая и кроя себя словами, которые даже не думал, что знает, открыл переписку. Его вопрос был прочитан — и проигнорирован. Кривя губы в горькой усмешке, парень осознал, что мир накрыла странная пустота. А всего-то навсего исчез один не пойми кто, один неизвестный ему маньяк-извращуга, который за столь короткое время настолько прочно обосновался в Гроссе, что его отсутствие ощущалось как зияющая рана. Нет его — и значит, нет ничего и никого. Вот же блядь! Ну почему, почему это произошло именно с Джессом?!

"Как будто тебе привыкать", — подумал Гросс, выдыхая дым. А потом, не давая себе времени опомниться, снова открыл переписку и настучал:

Уже отправив сообщение, парень подумал, что не помешал бы какой-нибудь издевательский смайлик, но... так оно выглядело бы ещё более жалким. И сам он, словно пёс, которого забыли на улице, и он скулит под окном в тщетных попытках напомнить о себе и понять, что он сделал не так. А Гроссу и пытаться не надо. Он, судя по всему, уже родился под звездой Не так.
Гросс не успел спрятать телефон и не успел дать волю надежде, что ёбаный дэдди всё же снизошёл до ответа. Не сообщение, а звонок. И на экране — имя Блейка.
— Стажёр Гросс.
— Сэр...
— Сейчас поедете со Стивом Холлом. Надо опросить свидетелей по одному делу. Рот не раскрывать! Молчать, смотреть, учиться! Вам ясно?!
— Так точно, сэр! А...
— А когда вернёшься, извинишься перед детективом Старлинг за то, что чуть не испаскудил ей день рождения, — буркнул Блейк уже тоном ниже. — Какая бы вожжа тебе под хвост ни попала, тут ты совсем попутал берега.
— Так точно, сэр, виноват, сэр.
Блейк отключился, а Гросс — разумеется, убедившись в отсутствии непрочитанных входящих, — тихо стёк по облицованной плиткой стене. Стив Холл... какого хера?! Мало им было лифта?! И сколько раз по пути многострадальному упырю придётся свешиваться за окно, украшая дверцу машины новыми потёками кровавой блевоты — или чем там блюют вампиры?
И сколько раз Гросс будет отворачиваться от него, чтобы не тонуть в тёмных глазах и не пускать слюни, глядя на руки, лежащие на руле?.. И что он будет делать, когда у него встанет от одного только вида презрительно искривившихся губ?
Джесс с тяжёлым вздохом поднялся на ноги и направился ближе ко входу — ждать своё без вины виноватое искушение.